Ты будешь смеяться. Ты будешь громко хохотать, заливисто, откидывая голову назад... Или не будешь — и тогда моё тебе большое спасибо.
Я вообще леди на диво сентиментальная... Но почему-то умирающих литературных персонажей мне жаль много больше, чем живых людей. А некоторые из них цепляют меня столь сильно, что я запоминаю дату Дня-Его-Смерти-Для-Меня, и в этот день перечитываю обычно либо всю книгу, либо, если времени не хватает, — два отрывка, тот, в котором он (она) впервые появляется в поле моего зрения, и тот, в котором он (она), собственно, умирает.
<...>
Когда зацветают вишни, я отламываю одну веточку и несу к фонтану. <...> Очень красивое, живописное место. А завтра я выкрою-таки время — пошли они все к чёрту! — и отнесу туда, оставлю на перилах чашечку кофе с имбирём и веточку вишни. Знаю я, знаю, что сие несбыточная ересь, но ничего поделать не могу.
Всесильный кардинал Талига Сильвестр, герцог Квентин Дорак... Друзья смеются, что я его люблю, потому что мы похожи, потому что я его понимаю...
Он, кстати, безумно любил шадди. Оттого и умер в свои 50. Сердце не выдержало — тут ещё и молчание с южных границ, где война. © не моё
— Говорят, что Квентин Дорак не доверяет никому?
— Скажите, друг мой, кому я могу доверять в стране, где кансильер — шпион, работающий на три разведки сразу?
— И себе не верите?
— Как я могу верить себе, если полвека не могу потопить кансильера-шпиона, будучи фактически правителем этой несчастной страны?
Вы знаете, мой друг, бывает, как сегодня,
До странности легко строка целует лист...
Трепещет в клетке рук, как птичка, вечер поздний,
И мысли далеко, а разум странно чист. ©